Объятия, как тиски.
— Эй, ты что себе позволяешь?! Немедленно отпусти Харуку, извращенец!!!
— Ая-тян, ты такая зайка, когда злишься!..
— Чтооо?! За зайку ты сейчас ответишь, идиот!!!
Улыбка приторная, как растаявший пломбир, мгновенно слетает с лица, руки, стискивавшие меня катафалком, расслабляются, и вот Ко-ни уже уносится на всех парах от взбешенной старосты.
Опять Ая злится. Я не понимаю, почему, но, когда я нахожусь рядом с братиком, ей словно голову сносит – она заводится от любого слова, проронённого Ко-ни в мой или её адрес, и готова покрошить его тут же на мелкие кусочки. Когда братик начинает нести свою обычную чепуху и его, как всегда, заносит не в те дебри, Ая смешно вспыхивает и раздувает ноздри. Ко-ни порядочно напрягает её с первых секунд их… хм, оригинального знакомства.
— Харука-кун, неужели тебе так нравится Ко-сан? – спросила меня как-то она, когда братик в очередной раз ретировался на какое-то «есть-тут-одно-дельце-не-беспокойся-Хару», а Ая, Кенго и Акира (естественно, с Широгане) вызвались проводить меня до особняка. Акира и Кенго шли позади и о чём-то болтали и спорили, Широгане скользил позади молчаливой тенью, изредка встревая в разговор со своими вечными фразочками с намёком. Ае они были неинтересны – она ожесточённо вмешивалась в разговоры о битвах и всему тому, что с ними связано, но в «бытовухе» — конечно, не имеющей к ней прямого отношения, — участия не принимала. Она горделиво задирала нос и отворачивалась, видимо, считая себя выше всего этого.
Забавно: когда Ая спокойна, она обращается к Ко-ни на вы, даже уважительно, но стоит ему ляпнуть очередную нелепость, например, про её «соблазнительные ножки», как всё почтение мгновенно вылетает из неё и ждёт где-то в сторонке, пока она не остынет опять.
— Ты уже спрашивала, Ая, — спокойно отозвался я.
Ая немного смутилась, помолчала и всё же продолжила:
— Я всё-таки не понимаю, что в нём может быть примечательного. Самый обычный хам, к тому же озабоченный!.. – Ая вдруг ещё больше покраснела за свои слова и поспешно прикрыла рот рукой: — Извини, Харука-кун. Случайно вырвалось…
— Ничего, — я криво усмехнулся. Неужто она думает, будто подала мне дурной пример? Интересно, почему она этого так боится. — А я не понимаю тебя.
Она удивлённо взглянула на меня.
— Что? Почему?
— Почему ты так на него реагируешь? – я отвёл взгляд от тёмной дороги перед собой и посмотрел ей в глаза. – Он тебе совсем не нравится? Почему ты обзываешь его идиотом?
Ая вспыхнула, как я и ожидал.
— Потому что… потому что он ведёт себя, как идиот! – воскликнула она. – Нормальные люди ведут себя не так! – она открыла рот, чтобы добавить ещё что-то, но передумала.
— А как ведут себя нормальные люди? – поинтересовался я совершенно искренне. – Так, как ты?
Кажется, Ая потеряла над собой контроль и захватала воздух, как рыба, не зная, что мне ответить. От моего взгляда ей, по-моему, становилось только хуже.
— Вот… твой дом… Харука-кун… — еле выдавила она.
— Эй, ну вот мы и пришли! – раздался сзади веселый голос Кенго, а через несколько секунд они поравнялись с нами. Мы с Аей и не заметили, как остановились. – Ну что, Харука-кун, спокойной ночи! Передавай привет от нас старику Хикудзиро… Эй, Ая, что с тобой?.. Ты похожа… на рака?
Кенго пожалел бы об этих словах, и очень сильно, если бы Ая была хоть немного в себе.
— Пока… — сдавленно проговорила она и внезапно сорвалась с места, уносясь куда-то в темноту улиц.
— Что это с ней? – недоумённо спросил Кегко. – Ты не в курсе, Харука-кун?
Я пожал плечами.
— Девочки.
Кенго расхохотался и похлопал меня по плечу.
— И не говори, Харука-кун! Гормоны и всё такое… Надо догнать её, наверное, а то всё-таки поздно уже… Акира?
Акира покачал головой, засунув руки в карманы:
— Не думаю, что это необходимо. Ты видел, в каком она состоянии? – он усмехнулся. – Не её от возможных бандитов спасать надо, а бандитов от неё. Не завидую я тому, кто встретится на её пути.
*
Кажется, Ая боится, что Ко-ни может научить меня чему-то плохому. В тот раз, когда братик пришёл ко мне ночью и забрал к себе домой, она перепугалась чуть ли не больше Хикудзиро, особенно когда узнала, кто меня «похитил».
Жаль, я не подумал в ту ночь, что Хикудзиро так переволнуется и всех поставит на уши. Не люблю, когда вокруг меня столько хлопот, только вот он этого не понимает.
В ту ночь Ко-ни дождался, пока я оденусь, а потом мы просто ушли из особняка. Я-то знаю, как обойти сигнализацию, но вот как он сумел пробраться, не задев её? Впрочем, этот вопрос меня тогда мало интересовал. Мне просто нравилось убегать из дома. Я делал это впервые: вот так втайне, посреди ночи, как упрямый подросток, поссорившийся с родителями или мечтающий попасть на крутую дискотеку. Мы шли по ночному городу под фонарями; было совсем не холодно, Ко-ни курил, а я шёл рядом, слушая его болтовню и изредка отвечая на вопросы. А потом я сам взял его за руку – мне так захотелось, — а он кинул на меня быстрый взгляд и крепко сжал ладонь.
— Э-э… где-то тут был свет… — озадачился Ко-ни, когда мы вошли в его квартиру, в которой царила темнота. Затем последовало шуршание, невнятная тихая ругань – кажется, братик обо что-то запнулся, — щелчок выключателя, и неяркий свет, наконец, озарил небольшую, но, в принципе, уютную обитель Ко-ни. – Нашёл! – победно воскликнул он. – Я же говорил, что где-то он тут был.
Он кинул ключи на диван и, потянувшись, неторопливо и с наслаждением прошёлся по комнате.
— В общем, как-то так, — заключил он. – Ты голоден, Хару? Не факт, что на кухне есть что-то съедобное, но я думаю, мы что-нибудь придумаем.
— Нет, не голоден, — я покачал головой, озираясь. В аквариуме стайка рыбок шугалась струи пузырьков; левее видно было начало небольшого коридора и ещё две закрытых двери.
— Тогда, может, чай? – Ко-ни запустил руку в волосы и взъерошил их. – Или кофе? За что-то покрепче, я думаю, меня не похвалят, — заметил он, усмехаясь.
— Тебя и так не похвалят, — уверил его я. – Чай.
Ко-ни подмигнул мне и направился на кухню, откуда вскоре донеслось негромкое бряканье посуды и гул электрического чайника.
— Ты можешь пока включить центр или телевизор, — крикнул он оттуда и добавил, как будто напоминая: — Как дома, Хару, как дома.
Когда он вернулся из кухни, неся в руках две большие дымящиеся кружки, мне уже наскучило наблюдать за рыбками, которые не умели ничего интереснее, чем сновать по аквариуму из стороны в сторону, и я принялся разглядывать полку с многочисленными дисками.
— Держи, Хару, — Ко-ни протянул мне кружку и сел на диван, похлопав место рядом с собой. – Этот чай пару лет назад привёз мне из Индии один мой знакомый … — задумчиво произнёс он, наблюдая, как я сажусь около него. – Не думал, что когда-нибудь открою его. Я не любитель чая, — он улыбнулся.
— Я тоже, — отозвался я, поднося кружку к носу и нюхая. Чай имел запах, наверное, изысканный, но я в этом не разбирался. По крайней мере, он был вполне приятным.
Ко-ни непонимающе хмыкнул.
— Зачем тогда сказал, что хочешь чаю?
— Я не говорил, что хочу чаю. Я выбрал его из предложенных вариантов, — резонно заметил я. – Кофе вообще горький. И уж точно невкусный.
Ко-ни добродушно засмеялся.
— Если ты попробуешь кофе с сахаром и молоком, ты изменишь своё мнение, гарантирую. Его любят, по-моему, все дети.
Я одарил его хмурым взглядом, но промолчал.
— Ну хорошо, не все дети, а просто все, — поправился Ко-ни, каким-то образом поняв, что мне не понравилось. – Я приготовлю его тебе завтра. По крайней мере, я в детстве его обожал, — прибавил он подразнивая.
Я сделал глоток, и чай обжёг горло, оставив странную смесь боли и горячего приятного тепла, мгновенно разбежавшегося по всему телу.
— Ко-ни, расскажи о своём детстве, — попросил я, грея ладони о кружку.
Братик слегка поморщился, тоже отхлебнув чая.
— Кажется, я переборщил, — пробормотал он. – Слишком крепкий. Будет сложно уснуть…
— Ко-ни, — настойчиво произнёс я.
Он вздохнул.
— Детство? Детство как детство. Школа, драки, экзамены, девочки… — уклончиво ответил он.
— И что, ничего запоминающегося? – ни за что не поверю, что у братика Ко было самое обычное и ни чем не выдающееся детство.
— Я сейчас и не вспомню что-то конкретное, — он махнул рукой, и я отчётливо понял, что он почему-то не хочет об этом говорить. – Ты, наверное, устал, Хару? – он поспешил сменить тему. – Хочешь спать?
— Нет, — я подул на чай и сделал большой глоток, едва сдержавшись, чтобы не зажмуриться от обжигающей волны, скользнувшей в горло. – Разве я для того ушёл из дома, чтобы поспать в другом месте?
Ко-ни усмехнулся.
— Хорошо, — согласился он. – Чем тогда займёмся? Ты смотрел диски, наверное, приметил какой-то фильм?
Я покачал головой.
— Я редко смотрю фильмы и мало что о них знаю.
— Неужели? – возмутился Ко-ни. – Ты многое теряешь. Я серьёзно. Это надо срочно исправлять.
Он решительно встал и подошёл к полке.
— Так, это не то… не то… и это не то… ну, думаю, мелодрамы тебе будут неинтересны…
— У тебя есть мелодрамы? – удивился я.
Ко-ни скорчил досадливую мину.
— Э-э-э, есть, но это… как бы… не мои…
— Да ладно, — я хихикнул в сторону. – У каждого свои слабости.
— Серьёзно, это не мои! – оправдывался Ко-ни. – Это моей бывшей девушки!
— Конечно, — я мило улыбнулся, насмешливо поглядев на Ко-ни, а тот, расхохотавшись, внезапно подпрыгнул ко мне и начал щекотать. Хорошо, что чая в кружке было меньше половины, иначе он непременно оказался бы у братика на диване.
Я никогда не подпускаю людей к себе близко – хотя бы чисто физически. Я не прошу об этом вслух, но люди обычно сами понимают, что до меня не стоит лишний раз дотрагиваться. С Ко-ни всё пошло не так с первых же секунд. Но его прикосновения меня нисколько не пугают и не отталкивают. Это так непривычно после долгого времени, когда кто-то тебя обнимает.
Братик всё-таки отыскал на полке нужный диск – какой-то фильм про самураев, названия я не запомнил, — и торжествующе запустил в проигрыватель. И выключил верхний свет, оставив только тусклый светильник. Пустые кружки были отставлены на пол; Ко-ни удобно развалился на диване, раскинув руки по обе стороны от себя по его спинке. Я примостился рядом на его краешке, выпрямившись по струнке – дурацкая благородная привычка, от неё так устаёт спина.
Когда на экране прошли первые титры, я зачем-то поёжился и искоса бросил взгляд на Ко-ни, который расслабленно, но внимательно смотрел на экран, отражавшийся в стёклах его очков. Мне показалось, что он уже увлечён фильмом, и на меня внимания не обращает; я опустил взгляд на его колени, а затем тоже уставился в телевизор. Я и охнуть не успел, когда его руки вдруг легко подхватили меня подмышки и перенесли, усадив на диван между колен. Затем обняли меня за талию и не как обычно, сильно и крепко, так, что дышать было нечем, а бережно и осторожно прижали к себе. Хотя и от этого дыхание перехватывало не меньше. Я хотел повернуть голову назад, но в следующую секунду почувствовал на шее горячее дыхание, а потом ещё что-то тёплое; до меня не сразу дошло, что это губы.
— Ко-ни… — выдохнул я, когда понял.
Руки, обнимавшие меня, сжались ещё крепче. Губы скользнули к мочке уха, коснувшись её всего на пару секунд, а затем застыли где-то в районе макушки.
Странное ощущение, но я по-прежнему не пугался его прикосновений. Изнутри что-то приятно щекотало, кожу пощипывали мурашки, пробегавшие волной от его дыхания сзади в мои волосы. Я попытался сосредоточиться на фильме, где уже начиналась первая битва, но потом понял, что это бесполезно. То, что делал Ко-ни, было более захватывающим, нежели происходящее на экране.
Следующий поцелуй в шею заставил меня наклонить голову в сторону и непроизвольно вцепиться пальцами в его руки. Я шумно выдохнул, и Ко-ни коснулся кожи кончиком языка, тут же вновь накрыв губами. Мне внезапно стало жарко, как если бы я опять сделал резкий глоток того дымящегося индийского чая, а в следующую секунду Ко-ни снова подхватил меня и уложил спиной на диванные подушки, мягко опустившись сверху и прижав меня своим телом. Я наконец встретился с его глазами. Когда он успел снять очки?

Он улыбался. Уголками губ, и в глазах его не было, как обычно, самодовольной ироничности, а была только капелька смешинки.
— Ты не смотришь кино, — проговорил я, чувствуя, что отчаянно краснею под таким его взглядом.
— Я видел его раз двадцать, — мягко отозвался он, продолжая пристально изучать моё лицо.
— Ты не даёшь смотреть мне.
— Тебе неинтересно.
— Откуда ты знаешь? – я, кажется, даже немного возмутился его уверенности и непоколебимости в голосе.
— А разве я не прав? – вместо ответа поинтересовался Ко-ни, и я не нашёл, что ответить.
Он усмехнулся и, легонько поддев кончик моего носа своим, коснулся губами виска.
А потом всё смешалось: негромкие возгласы и звон оружия где-то слева, размытое свечение экрана телевизора, тяжесть тела на мне, дыхание, губы, тёплые, влажные… Казалось, Ко-ни делал одно и то же, не спускаясь даже ниже шеи, туда, где тело закрыто одеждой, но каждый раз он делал это иначе, и по коже не уставали носиться мурашки. Всё было непонятно мягко и… нежно. Не помню, как и когда я начал падать в дрёму из его объятий и поцелуев, постепенно превратившуюся в крепкий сон. Интересно, когда он обнаружил, что я заснул?
Проснулся я уже в другой комнате – видимо, одной из тех, двери в которые вчера были закрыты. Кровать двуспальная – что ж, Ко-ни есть Ко-ни, — шкаф и письменный стол. Лучи солнца ещё рыжеватые – раннее утро. Соседняя подушка не помята, и даже одеяло на второй половине кровати заправлено – значит, Ко-ни, скорее всего, спал не здесь.
Я слез с кровати, взбил подушку и поправил одеяло, затем направился на кухню. Едва я открыл дверь, меня тут же настиг знакомый запах сваренного кофе. Ко-ни, уже одетый и бодрый, орудовал на кухне.
— Доброе утро, Хару! – воскликнул он, когда я появился в дверях. – Как тебе спалось?
— Хорошо, — осторожно отозвался я.
— Тогда давай завтракать. Как я и обещал, — он лучезарно улыбнулся и указал на кружку с напитком бежевого цвета, испускающим тот самый аромат, застигший меня ещё у спальни, — кофе с молоком и сахаром.
Несмотря на то, что первой моей реакцией было недоверие, этот его кофе с молоком мне дико понравился. Правда, пить его пришлось уже в компании всполошившихся друзей и до смерти напуганного дворецкого.
*
Да, наверное, узнай Ая о том, что делал Ко-ни той ночью, она вряд ли была бы в восторге. Если она даже за взгляд в мою сторону готова его прибить.
— Он не сделал тебе ничего плохого? – интересуется оно взволнованно каждый раз, когда мы возвращаемся с ним откуда-нибудь вдвоём. – Чем вы занимались? – тут же начинает она выпытывать. Я кидаю почти умоляющий взгляд в сторону Ко-ни, чтобы тот сдерживался и молчал, и спокойно отвечаю на все её вопросы, и мои ответы её вроде бы успокаивают. Но братик, видимо, не способен долго молчать в присутствии Аи, и уже через несколько минут разгорается очередная перебранка, а мне лишь остаётся вздохнуть и оставить этих двоих разбираться самим.
Поэтому есть вещи, о которых другим лучше не знать, особенно Ае. Например то, как Ко-ни учил меня целоваться. Это я так называю: «учил»; он просто целовал меня, а я пытался понять, как это делается. Вроде бы ничего сложного: самое главное – решиться коснуться губ. Потом прихватывать то верхнюю, то нижнюю, немного затягивая их. Только с языком у меня плохо получается, зато Ко-ни действует им очень умело. Интересно, сколько он до этого тренировался? В поцелуях нет ничего страшного и тем более неприятного, по крайней мере, в поцелуях с Ко-ни. Только зачастую не хватает воздуха.
И если я скажу об этом Ае, то она поймёт всё совершенно превратно, и братика ко мне больше не подпустит даже на километр. Ещё я никогда не скажу Ае, что с Ко-ни мне хорошо. Я могу ей сказать только, что с ним мне весело, а это, по её мнению, вполне резонный аргумент для ребёнка.
*
Ко-ни, кажется, был несколько обескуражен, когда Ая, Кенго и Акира втроём начали уговаривать меня вернуться домой, а я согласился. Действительно, я и не мог подумать, что Хикудзиро так отреагирует на мою пропажу. Зато как была счастлива Ая, когда я принял такое решение. Хорошо, наверное, что она не заметила, как, уходя, Ко подмигнул мне, давая понять, что этой ночью мне снова не придётся ночевать в своей кровати. Только на этот раз мы будем осторожнее.
Той ночью я не спал – ждал братика, и ждать он себя заставил недолго. Я уже даже был одет, и мы сразу пошли на улицу. Ко-ни привёл меня на набережную, по которой мы долго бродили, неторопливо о чём-то разговаривая; он держал меня за руку. Я изредка смотрел на него снизу вверх, а он наклонял голову и улыбался мне. И я улыбался в ответ.
Ближе к концу набережной фонарей стало меньше, и в воде плескалась рябью неполная луна. Я направился к перилам, увлекая за собой Ко-ни. Вдалеке виднелись огоньки маяков; было пустынно и тихо. За всю ночь нам не встретилось ни одного прохожего.
Я повернулся к Ко-ни, задумчиво смотрящему вдаль, в сторону тёмных силуэтов гор.
— Я чувствую что-то, — произнёс я. – Но не знаю, что это.
Ко-ни опустился передо мной на корточки так, что наши лица оказались на одном уровне.
— Говори всё, что думаешь, Хару, — его глаза улыбнулись мне из-за очков.
Я опустил ресницы и, похоже, покраснел.
— Наверное, я… я хочу, чтобы ты… — промямлил я; Ко-ни только ласково усмехнулся, а в следующую секунду приблизился к моему лицу и коснулся губами моих губ. Я вздрогнул, но отстраниться не смог. Ко-ни сделал это несколько раз: несколько раз обхватывал нижнюю и верхнюю, а потом проводил по ним языком.
Закончив, он улыбнулся.
— Это?
Я только моргнул, подтверждая, и сам неосознанно потянулся к его губам.
Поначалу Ко-ни старался целовать нежно и аккуратно, когда от каждого нового прикосновения кружилась голова и хотелось растаять, он делал это неторопливо, давая мне привыкнуть, а когда я постепенно начал отвечать, поцелуи его стали немного жестче, глубже и требовательнее, и от них хотелось уже не растаять, а взорваться или же вспыхнуть ярко-ярко, как огромный костёр. Ко-ни, не отрываясь, поднял меня на руки, встав с корточек, и поставил на бортик, и снова наши лица оказались на одном уровне. Сколько же мне ещё до него расти? Упасть в воду я не боялся, — Ко-ни не допустил бы этого, к тому же он так крепко прижимал меня к себе, что даже если бы я и упал, то только вместе с ним. И почему-то мне совершенно не было страшно, что нас могут увидеть случайные прохожие. А может, мне просто было всё равно.
Слава богу, Ая не гуляет по ночам.
*
— Я больше не буду, Ая-тян, честное слово, не буду больше!
— Врёшь!
— Нет-нет, честно, Ая-тян! Я буду послушным мальчиком. Только отпусти меня… Ну пожалуйста… Ая-тя-а-а-ан…
— ЗАТКНИСЬ!!!
— Ладно.
— Ты неисправим!
— Согласен.
— Ты ужасное озабоченное чудовище-извращенец!
— Согласен.
— И ты выводишь меня из себя!
— Согласен.
— Так прекращай это делать! И не доставай бедного Харуку!
— А Харука считает себя бедным? Хм, это довольно странно в его положении, ты не находишь, Ая-тян?
— И не смей мне острить!!!
— Ая-тя-а-а-а-ан!!!… Ну не хочешь быть зайкой, будь… например, лапой!!!
Влезать в их разборки я не хочу, тем более это не имеет никакого смысла. Ая во время них совершенно абстрагируется от действительности и сосредотачивается на объекте своей ненависти. И что бы я ни пытался высказать в защиту братика, это в любом случае останется незамеченным.
Она зря беспокоится обо мне. Странно, что она не замечает столь очевидных вещей, как то, что я привязываюсь к Ко-ни всё сильнее, и больший авторитет имеет для меня именно он. Наверное, даже больший, чем Акира. Несмотря на то, что всё это мне не на руку… Но я пока предпочитаю об этом не думать.
Я оглядываю собравшихся. К перепалкам между Ко-ни и Аей все уже давно привыкли и не обращают внимания; Акира невозмутимо листает какой-то журнал, призрачный Широгане с лицом секьюрити стоит позади него, Кенго забавляется у аквариума, пугая рыбок постукиваниями по стеклу. И это называется собранием по делу. Между прочим, по инициативе Акиры, который хоть бы что-то сделал, чтобы прекратить этот детский сад.
— Какая зубастая рыбка! – восклицает вдруг восхищённо Кенго. – Смотри, Ая, она, кажется, чем-то похожа на тебя!
Зря Кенго это сказал. Зато Ко-ни повезло – Ая горящим взглядом одарила одноклассника и переключилась на него, дав братику передышку.
— Что ты сказал?! – грозным и беспощадным танком Ая надвигается на Кенго. – А ну повтори!!!
— Эм… — теряется Кенго. – Ая, хочешь… чаю?
Последующий беспомощной вскрик Кенго и торжествующий возглас старосты дали понять, что чаю Ая не хочет.
Ко-ни плюхается на диван рядом с Акирой:
— Фу-ух… — выдыхает он, посмеиваясь. — Она была великолепна!
Акира даже не изменяется в лице.
— Эй, Аки, между прочим, это ты распорядился моей квартирой, выбрав её за пункт встреч номер два? – напоминает Ко-ни. – Ты собираешься что-нибудь делать?
— А зачем? – отзывается Акира, пожимая плечами. – Мы ведь весело проводим время, не так ли?
— Кому-то весело, а кому-то и не очень…- Ко-ни морщится, потирая ушибленное во время схватки с Аей колено.
Вздохнув, он бросает на меня весёлый взгляд.
— Кажется, братишка тоже скучает, — он подмигивает.
Странно, но мне удаётся не выразить на своём лице ни одной эмоции. Хотя щёки обдало жаром румянца. Что за ненормальная у меня реакция на братика?
Повисает недолгая пауза, и слышится только шум, издаваемый Аей и Кенго.
Ко-ни не отрывает от меня глаз, и я уже точно начинаю краснеть. Внезапно он поднимается и неторопливо направляется в сторону коридора, затем оглядывается и улыбается одной стороной рта. Я что-то не так понял, или он действительно зовёт меня за собой?
Я бросаю взгляд на Акиру, но он, кажется, поглощён какой-то статьёй в журнале, а Широгане не отрывает от него глаз. Что касается Кенго и Аи, то у них всё только в самом разгаре. Я снова поворачиваюсь к Ко-ни, который явно ждёт меня, затем решаюсь, встаю и иду к нему, напоследок уловив вкрадчивые интонации Широгане:
— Акира-кун о чём-то задумался?
— Отстань, Широгане! Не о тебе!
— Ну Акира-кун, кажется, все уже нашли себе пару и занятие! Почему бы нам с тобой не последовать их примеру?
— У меня уже есть занятие, и я им вполне доволен! Дай мне дочитать, помолчи, пожалуйста.
— А занятие в парах куда увлекательнее, Акира-кун…
— Широгане!!!
Но впрочем, этого я уже не слышал.
*
Я захожу в спальню, и Ко-ни неслышно прикрывает за мной дверь. В голове мелькает мысль, что я впервые здесь вместе с ним.
Ко-ни садится на кровать.
— Что-то случилось, Хару? Ты сегодня молчаливее обычного.
— С чего ты взял? – я зачем-то прячу глаза и сосредоточенно разглядываю ботинки.
— Тебя смущает поведение Аи-тян? – проницательно глядя мне макушку, спрашивает Ко-ни, проигнорировав мои слова.
— Вовсе нет. Всё как обычно.
Воинственные возгласы Аи и крики о помощи Кенго слышатся неплохо даже здесь.
— Подойди сюда, Хару.
Он выжидающе смотрит на меня, и я нерешительно приближаюсь.
— Тебе не стоит волноваться на этот счёт, — Ко-ни заглядывает мне в глаза снизу вверх. – Она обычная влюблённая девочка-подросток.
— Я и не волнуюсь, — мямлю я, пока мозг обрабатывает последнюю часть фразы. — …влюблённая?
— Не беспокойся, Хару, — усмехается Ко-ни. – Это со временем пройдёт.
— Влюблённость?
Ко-ни прищуривается на пару секунд, затем кивает:
— Да, я думаю, и влюблённость тоже.
А в следующий миг я оказываюсь зажатым между его коленей; руки ложатся мне на талию. В голове всё перемешивается.
— Войти могут…
— Не войдут, — Ко-ни произносит это так уверенно, что я тотчас выбрасываю опасения из головы.
Он притягивает меня к себе, но не целует, останавливаясь в паре сантиметров от моих губ, — я знаю, он ждёт, когда я сделаю это сам. И я делаю – вдыхаю побольше воздуха, чтобы хватило на подольше, и прижимаюсь к его губам. Ко-ни падает на кровать, и я оказываюсь прямо на нём. Его язык немедля врывается ко мне и легонько толкает мой, неуверенный и нерешительный, а затем мир переворачивается, нет, я переворачиваюсь на спину, ощущая на себе уже знакомую тяжесть.
Сегодня Ко-ни соединяет всё то, что делал раньше, в одном: отрываясь от моих губ, он целует висок, шею, прихватывает мочку уха и снова возвращается к губам, а затем… начинает спускаться ниже…
Он расстёгивает первые пуговицы рубашки и добирается до ключиц; одной рукой нащупывает мои руки и заводит их мне за голову, нависая сверху; другая рука проникает под рубашку. Пальцы касаются кожи, и у меня кончается дыхание, несмотря на то, что Ко-ни целует мои плечи, а не в губы.
А потом его рука ложится мне между ног, и я с ужасом осознаю, что не могу контролировать то ощущение, подобное щекотке изнутри; теперь оно разрослось до невиданных размеров и горячо, невыносимо горячо давит на меня.
Я инстинктивно подаюсь бёдрами вверх; руки, заведённые за голову, ощутимо напрягаются. Смутно я слышу звук расстёгивающейся ширинки, а затем чуть не вскрикиваю от неожиданности.
— Тише, — шепчет Ко-ни, наклоняясь надо мной и ласково глядя мне в глаза, и я послушно кусаю губы, чтобы не издать ни звука. Когда он опять успел снять очки?
Он целует меня в губы, совсем как в первый раз и как я тоже умею: прихватывая то верхнюю, то нижнюю, и касаясь их языком. Его ладонь большая и горячая, и я уже сам, почти не контролируя себя, вталкиваюсь в неё всё сильнее, быстрее… Ко-ни отрывается от моих губ и снова смотрит мне в глаза, так спокойно улыбаясь, что я никак не могу соотнести выражение его лица с тем, что он сейчас со мной делает.
Всё заканчивается моим возгласом, который я всё-таки не смог сдержать и который Ко-ни мгновенно заглушает поцелуем. Я ещё несколько раз вяло подаюсь вперёд и опускаюсь на кровать. Он отпускает наконец мои руки, и я, зажмурившись, отворачиваю голову в сторону. Как теперь смотреть ему в глаза?
*
— Ае бы это совсем не понравилось, — через несколько минут я лежу на помятой кровати и изучаю потолок.
— Ая была бы в ужасе, — подтверждает Ко-ни, прослеживая направление моего взгляда и не обнаруживая там ничего интересного.
— Кстати, ты не заметил… — мы с Ко-ни одновременно поворачиваемся друг к другу и встречаемся взглядами: — Снаружи стало тихо…
Ко-ни каким-то образом успевает сесть, а я так и остаюсь лежать, когда ручка двери резко поворачивается, и в комнату влетает разъярённая Ая. За её спиной маячит Кенго и даже Акира.
— Я так и знала, что вы здесь!!! – вопит она, указывая пальцем на Ко-ни. – А ну признавайся, что ты делал тут с Харукой?!
— Э-э, Ая-тян, — Ко-ни расплывается в ослепительной невинной улыбке, — я показывал Хару свою коллекцию плюшевых зверушек!
Иногда жаль, думаю я, что Ая ни за что не купится на его обворожительную улыбку.
— Каких зверушек?!!
— Плюшевых, Ая-тян! Хочешь, я и тебе покажу? Я не жадный!
— Что это?! Кровать помята!!! Чем ты с ним занимался, грёбаный педофил??!!

И так изо дня в день. Наверное, Ко-ни прав, и Ая всего лишь влюбилась в него. Неужели все влюблённые девчонки ведут себя так же?
Всё-таки она беспокоится обо мне. Но я правда не понимаю, почему она сердится на Ко-ни. Разве он может сделать мне что-нибудь плохое?
Я, наверное, никогда этого не пойму.
*
А Кенго, кажется, рад.