Ещё там, в переулке, Идзая понял — Кида его боится. Боится Орихару. Пусть этот страх не такой уж и сильный, и Кида умело скрывает свою слабость, Идзая всё равно замечает. Идзая всё замечает. Замечает, как смущённо опущены длинные ресницы. Те самые, по которым недавно сам Идзая проводил кончиками пальцев. Как слегка подрагивают пальцы, выдавая внутреннее напряжение. Нелегко ему, наверняка. Ой, как нелегко. Трудно, наверное, на Орихару смотреть, после того, что было. А тому хоть бы хны. Говорит своим медовым голосом, обволакивает. Ласкают слух вибрирующие нотки голоса. Да только фразы складываются самые обычные. "Как дела, Кида-кун? Что нового, Кида-кун? Поздравляю, Кида-кун!"

Кида напряжён. Раздосадован.

Ожидал ли он чего-то другого от этого прохвоста?

Нет. Всё в Масоми говорит: "Нет. Нет, ничего другого и быть не могло, это глупо. Глупо ожидать чего-то другого от такого, как он". И всё же саднит. Сжимает горло, глотать мешает, и слюна от обиды такая сладкая-сладкая.

Затянувшаяся тишина выталкивает Масоми из собственных грёз. Мир вокруг вновь приобретает форму и очертания, стремительно наполняется красками, и Кида с трудом вылавливает из общего хаоса родное лицо, сейчас спокойное, иронично-заинтересованное, но Масоми знает, каким оно может быть напряжённым и агрессивным. Помнит, какими на удивление сильными могут быть эти руки, в данный момент буднично заложенные в карманы.

И только через несколько секунд Кида понимает, что Орихара буравит взглядом Микадо. Тот извёлся весь уже от такого напора, побелел прямо-таки. Того гляди, лопнет несчастный. Поспешно Масоми натягивает на себя маску "я-самый-крутой-раздолбай", щебечет всякую дребедень, сам того не замечает, как больно сжимает хрупкие плечи Рюгамине.

"Ревнует", — удовлетворённо думает Орихара, глядя на побелевшие пальцы.

Ещё там, в переулке, Идзая понял — Кида его боится. Боится увидеть в нём отражение собственных чувств. И это было забавно. Чертовски забавно.