— Вот ты где! — Моисей в который раз нашел Гармана на дереве напротив окна второго этажа. Из раскрытой форточки слышались звуки музыки. Она была включена на такую громкость, что лидер сифов до сих пор не мог понять — как у людей, живших в этом доме, не лопнули барабанные перепонки. Хотя проблемы со слухом уже явно были в наличии, так как никто из соседей и не думал жаловаться полиции. Дом был старого образца и стены, разделяющие квартиры, были просто картонные и не слышать надрывный ор певца было невозможно. 
Гарман еще какое-то время молча стоял, дослушивая последние аккорды, потом вздохнул и повернулся к другу: — Ты что-то хотел?
— Лулу звала гулять по набережной, как только стемнеет. Пойдешь?
— Делать мне больше нечего, как ботинки песком набивать!
На это Моисей только улыбнулся: — Но ведь действительно нечего. Так что хватит ворчать, пошли! Брюнет потянул Гармана за рукав. Тот, вздохнув, закатил глаза, но все же последовал за другом...

...— Гарман, ты так часто бываешь у того дома. Неужели тебе нравится эта музыка? — брюнет выжидающе смотрел на друга. Тот лишь усмехнулся: — По крайней мере, эти песни лучше тех, что поет Дива. От них не звереешь и не теряешь контроль над разумом. Да и сами они не обычные, а... завораживающие, что ли? Даже не знаю, как сказать. Шатен задумался, пытаясь подобрать слова, но, глянув сквозь узкие створки окна, вскочил: — Они, должно быть, уже вернулисься, я пойду, а то все прослушаю, — копьеносец исчез, не дождавшись ответа и оставив Моисея размышлять над услышанным...

... Лучи закатного солнца освещали Бруклинский мост, от чего казалось, что каменные плиты были политы кровью. Несмотря на довольно раннее время, мост был пуст. За бордюром, прячась от последних обжигающих лучей, сидели две фигуры.
— Ну и зачем? Зачем ты это сделал? Как ты мог поверить шавкам Дивы? — голос Гармана был непривычно тих, но не потерял твердости и осуждения. Он выжидающе посмотрел на Моисея и нахмурился. Тот лишь виновато опустил голову и промолчал. Гарман продолжал сверлить друга взглядом. Еще несколько минут молчания.
— What you got, what you want, what you need? Gonna be your Savior. Everything's gonna crash and break. Your Savior... — донеслось до Гармана. Он параженно уставился на Моисея, просто не веря своим ушам.
— Так ты... — фраза оборвалась на середине.
— Прости, я так и не смог им стать... Вашим спасителем... — не поднимая головы, ответил лидер сифов.
— Дурак! Ты просто дурак! Неужели ты не понимаешь, что стал им! Стал еще тогда, в Кирбеде! — в сердцах Гарман ударил кулаком по бордюру и поморщился от боли. — Ведь мы жили только благодаря тебе, — продолжил он уже тише, не замечая, что Моисей поднял голову — настала его очередь удивляться. — Да, да! Именно жили, а не влачили жалкое существование в стенах лаборатории! И плевать, что так мало, но согласись, что это ощущение свободы того стоит. Копьеносец помолчал и продолжил:
— Но знаешь, все равно страшно... Вот так уйти, без смысла... Уйдешь, а о тебе никто и не вспомнит... — трещина стигмата прошла по щеке.
— Я буду с тобой! Если я взял на себя эту роль, то я доведу дело до конца! И нас не забудут, ведь есть еще Лулу, Сая, Кай. Хадзи наконец! Они будут о нас помнить, я уверен.
Гарман с блягодарностью посмотрел на друга: — Спасибо, но на этот раз поведу я.
Поддерживая друг друга, они поднялись навстречу кроваво-красным лучам закатного солнца.
— Я давно хотел сказать: я горжусь нашей дружбой.
— Я тоже...

... Everything gonna crash and break. Your Savior...